«На хорошем филфаке учат быть хорошим человеком» — Антон Азаренков о филологии, преподавании и литературе для абитуриентов

Интервью со старшим преподавателем департамента филологии питерской Вышки, поэтом, филологом и критиком Антоном Александровичем Азаренковым.

Фото из личного архива Антона Азаренкова

— Представьтесь, пожалуйста. Расскажите немного о себе, о своих научных интересах.

— Меня зовут Антон Азаренков, я старший преподаватель департамента филологии питерской Вышки. Занимаюсь поэзией второй половины XX века, прежде всего творчеством так называемых неподцензурных русских поэтов: Иосифа Бродского и поколения «после Бродского», а также новейшей русской поэзией, которая создается прямо сейчас. 

— Почему Вы стали филологом?

— Я всю жизнь мечтал быть кем угодно, только не филологом. В раннем детстве я хотел быть астрономом, потом врачом и так далее, но в конечном итоге, лет в 15, понял, что единственное, с чем я могу управиться — это слова. 

— Поступая на филологию, Вы сразу поняли, чем именно хотите заниматься, или это был путь поиска?

— Конечно, поиск. Я с трудом представляю себе студента первокурсника, который распланировал свои академические интересы на 10 лет вперёд. Филфак — это комфортная среда для человека гуманитарных устремлений, где он может заниматься любимым делом — читать книжки и рассуждать о них. Всё это считается учёбой, и большего от тебя обычно не требуют. A потом, со временем, чтение и разговор о прочитанном захватывает тебя и становится твоей профессией. 

— Вам бывает обидно, когда говорят, что на филфаке просто «книжки читают» и ничем серьезным не занимаются?

— Я сам только что воспроизвел этот миф. По большому счету, навык профессионального чтения — это главный навык филолога. Но на филфаках учат не только этому: учат хорошо говорить, вести уважительную дискуссию, работать в команде, учат думать своей головой, в конце концов. Еще на филологическом некоторые впервые узнают, что такое хорошие манеры. Говоря бюрократическим языком, учеба на филфаке формирует широкий круг общегуманитарных компетенций. А если говорить по-человечески, то на хорошем филфаке учат быть хорошим человеком, а не только «книжки читать».

— Может ли филолог читать книги просто для удовольствия? 

— Помню, когда я был на первом курсе, одна дама-профессор начала своё первое занятие именно с этих слов: «Вы никогда больше не будете читать для удовольствия, забудьте об этом. Филология — это крест». Между прочим, это оказалось совершенной неправдой. Ведь удовольствие от чтения бывает разного рода. Самое простое — это удовольствие от соприкосновения с текстом как с чем-то волшебным, когда ты не знаешь, как, почему и зачем это сделано. Хорошему филологу с этим, действительно, придется распрощаться (не всегда, впрочем). Но есть и удовольствие высшего порядка, удовольствие филолога — созерцание великолепной и уникальной конструкции текста, его внутренней органичности и сложнейшей связности с культурой. В любом случае, это работа не хуже прочих.

— Как Вы пришли к преподаванию?

— Начиная с третьего-четвёртого курса я помогал своим преподавателям вести семинары, параллельно с практикой в школе. После этого уже ничего не страшно! Потом я как-то быстро защитил кандидатскую (большое спасибо военкомату), и мои преподавательские попытки обрели официальный статус. Может быть, многие вещи, которые я делаю, у меня не особо получаются, но преподаватель литературы я вполне сносный. Это отчасти можно сравнить с актёрским ремеслом. Актер как бы оживает на сцене, оживает внутри своего персонажа, становится другим по отношению к себе. То же самое и с преподаванием: ты оживаешь в уме, когда говоришь о чём-то большом, умном, высоком, приподнимаешься над бытом и своей душевной немощью. Университетская аудитория предоставляет вполне легальную возможность подобной игры. 

— Почему Вы решили преподавать именно в Вышке?

— Лет 5 я преподавал в родном Смоленском государственном университете, где, к слову, есть совершенно уникальная кафедра литературы. Потом я подался — даже не так, меня уговорили податься — на программу постдоков в Высшей школе экономики. Я 2 года числился научным сотрудником, писал статьи и вёл какие-то пары, осваиваясь в Вышке. Это же совершенно другой мир, очень отличающийся в выгодную, как мне кажется, сторону от классической российской академии. Стараниями замечательного стиховеда и руководителя Е.В. Казарцева мне предложили ставку в питерской Вышке. Не без внутренней борьбы мне далось оставить свой университет и переехать в Питер, но именно здесь я нашёл себя как преподавателя. Что главное для вузовского преподавателя? Чтобы студенты были умные — а здесь они, даже вчерашние школьники, как-то пугающе умны. 

— Вы строгий преподаватель?

— У меня есть правило: всё, что я хочу от студентов, должно быть выполнено. Можно ли назвать это «строгостью»? Другой вопрос — как мотивировать студента к работе. Запугиванием низкими баллами? Нет, конечно, такое я очень не люблю и считаю своей личной педагогической неудачей, если приходится подобным образом общаться со студентом. Люди, понимающие только язык оценок, встречаются, конечно, даже в Вышке. Но я стараюсь по возможности исключить авторитарный дискурс из своей преподавательской манеры. Мне бы хотелось, чтобы студенты учились у меня с удовольствием, а всю работу, даже трудоемкую, выполняли от любви к предмету, которую мне нужно им, как говорится, привить. Утопия, конечно, но что нам мешает к ней стремиться?

— Опишите типичного студента-филолога Высшей школы экономики.

— Прежде всего, это очень независимые люди. Это и независимость ума, и академическая суверенность. Еще это очень яркие, запоминающиеся, харизматичные люди — проведите с ними 10 минут в аудитории и всё поймете. Вышкинские филологи очень коммуникативно образованы: почти все они могут и хотят говорить на парах, с неподдельным интересом участвуют в обсуждениях. Мне кажется, в нашей стране просто необходимы люди, которые умеют вести нормальную интеллигентную дискуссию. И, конечно, надо отметить высокий интеллектуальный уровень. Прежде всего это касается знания других культур и языков. В Вышке, в питерской в том числе, очень сильная базовая языковая подготовка. Я преподаю историю поэзии, стиховедение, поэтику, и если мне нужно цитировать стихи, например, по-немецки, меня вполне могут поправить. А потом другой студент на хорошем французском, которого я почти не знаю, прочтет какую-нибудь строфу со слайда. С ума сойти!

— Есть ли у Вас какие-то хобби? Чем Вы занимаетесь помимо преподавания?

Я пишу стихи, иногда — критические статьи. У меня две книги стихов, я публикуюсь в хороших журналах, выигрываю литературные премии, значит, меня можно назвать условно «профессиональным литератором». И преподавание для таких, как я — поэтов-филологов и филологов-поэтов — это такой способ социализироваться, то есть превратить свое чувство слова в то, что может приносить деньги. 

— Можете поподробнее рассказать, где это можно почитать?

— Это всё опубликовано в так называемых толстых литературных журналах, например, в «Новом мире», «Знамени», «Арионе». С их содержанием можно ознакомиться и в электронном виде — на довольно популярном сайте «Журнальный зал». 

— Какие ваши любимые книги? Художественные или, может, научные.

— Никогда не задавайте такой вопрос филологу!

— Хорошо, какие книги нужно прочитать будущему первокурснику?

— Помимо книг, которые раскрывают азы филологической работы (я думаю, они известны любому, кто хочет сюда поступить), абитуриенту нужно, конечно, и что-то еще. Профессия филолога — это не просто набор каких-то компетенций, а особенная выправка, этос. Я имею в виду отношение к жизни, к коллегам, к науке. В этой связи советую книгу Михаила Леоновича Гаспарова, одного из моих любимых отечественных филологов, — «Записи и выписки». Это его дневник, совершенно «не научный», но в то же время раскрывающий филологическую науку как полноценную этическую систему. Как писал другой мой любимый ученый, Сергей Сергеевич Аверинцев, филология — это служба понимания. Думаю, что человек, который развил в себе дар понимания Другого — другой культуры, языка, человека — уже, можно сказать, состоявшийся филолог. Дальше нужно просто выучить термины и усвоить некоторые методики. 

— Давайте попробуем описать в трех словах настоящего филолога в Вашем понимании.

— Один из моих учителей, В.С. Баевский, профессор с мировым именем, говорил, что филолог — это человек в очках. Думаю, эта фраза куда глубже, чем кажется на первый взгляд. Все эти девушки и парни, поступающие на филфак с ещё здоровыми, полудетскими глазами. Посмотрите на них на старших курсах или в магистратуре! Почти все они обретают свои очки. Но это метафора, конечно. История знает великое множество прекрасных филологов и без очков. Филолог — это человек, который привык пристально на всё смотреть, как сквозь уточняющее стекло смысла.

— Какой совет абитуриентам вы могли бы дать?

Вышка — достаточно требовательный вуз. Как результат этой требовательности — рейтинговая система, строго дифференцированные оценки (и студент, и преподаватель должны точно понимать, чем, скажем, 8 отличается от 9) и т.п. На первых порах всё это несколько невратизирует. Прибавьте то, что сюда часто поступают люди с устоявшимся комплексом отличника: всё нужно делать идеально или никак! Так что, если давать какой-нибудь простой практический совет, то первое время не нужно всё это воспринимать чрезмерно серьезно. Ситуацию можно чуть-чуть отпустить и поверить, что ты умный (ты уже сюда поступил!), что у тебя всё получится, что тебя никто здесь не будет специально «валить». Хороших результатов ты добьёшься, когда сможешь учиться в спокойном, нормальном для себя режиме. Потому что учёба в вузе — это только инструмент обретения профессии. Когда учёба превращается в самоцель, неминуемо возникает фрустрация. Фиксация на цифрах, баллах, рейтингах опасна для живого ума. Как бы наивно это ни звучало, пусть лучше студент думает о предмете, чем о своем рейтинге. Цифры приложатся. Это подтверждает и мой личный опыт: никогда не любил думать об оценках, но всё время учился исключительно на отлично. У меня была единственная четверка в аттестате — по ОБЖ. Думаю, я единственный человек во вселенной, у которого была четверка по ОБЖ. 

— Спасибо Вам за интервью. Может, Вы хотели бы сказать что-нибудь еще нашим читателям?

— Я выражу сугубо личное мнение. Нашему обществу сейчас как никогда нужны люди, которые глубоко понимают и любят русскую культуру — но не как набор неких общих мест, которые легко поставить на службу пропаганде, а как проблемное меняющееся поле. Гуманитарное знание в целом и филологическое знание в частности ни в коем случае не должны быть политически ангажированным. Это неминуемо заводит науку в тупик. Я думаю, в обозримом будущем будут очень востребованы по-настоящему образованные люди, способные вписать — обратно — нашу культуру и литературу в большую мировую семью. И всё это сейчас ложится на плечи 17–18-летних филологов. На них теперь возлагаются большие задачи — и большие надежды.