09/19.02/1698, ср. П. и его спутники переехали в Дептфорд.

После полудни в 3-м часу, совсем перебравшись, П. и его спутники переехали в Дептфорд, поселились в доме Джона Эвелина (который снимал до него капитан Бенбоу)[1]*.

    Письма и бумаги П.: указ именной, сказанный на Постельном крыльце, о бытии ратным людям в готовности к походу[2].

Комментарий.

* О состоянии разгромленного дома и сада после отъезда П. со свитой см.: Шубинский С.Н. Петр Великий в Дептфорде. С. 16; еще подробнее см. Кросс Э. Английский Петр. С. 41-42. Эпизод этот, однозначно трактуемый в литературе как образец дикости московитян, нашел, хотя и спорное, но любопытное толкование И.А.Соколовой, увидевшей в этом разительное различие культурных кодов. Упоминая о расстрелянных в особняке портретах, она пишет, что «в силу религиозного, богословского воспитания русские привыкли рассматривать начертанные изображения только с целью “душевной пользы”. Светская живопись, имитирующая реальность, как бы “обманывающая” зрение, воспринималась ими крайне негативно. В ней усматривали нечто фальшивое, греховное. В этом отношении картина как магический объект могла играть в русском сознании ту же роль, что и зеркало. Разглядывать отражение прилюдно неполагалось (зеркала, например, всегда закрывали в комнатах особыми вставнями). Скандальны инцидент в Дептфорте несет на себе отголоски старомосковской традиции»[3], которая, - заметим от себя - как известно, не помешала появиться «Преображенской серии» и ряду других портретов.[4]. Впрочем, справедливости ради, отметим, что серия выдержана в шутовской стилистике и изображены на ней шуты и участники Всепьянейшего собора.  

[1] Путевой журнал. С. 359; Гизен. Журнал. 1. С. 60.

[2] ПСЗ. III. № 1617. С. 428-429.

[3] Соколова. О художественных особенностях коллекции. С. 217.

[4] Руднева. О живописной парсуне. С. 41-47.