27.07.1721, чт. П. в СПб.

П. в СПб, был с Екатериной и герцогом Карлом-Фридрихом на спуске 66-пушечного корабля «Пантелеймон»[1]. Ф.В.Берхгольц пишет: корабль спускали после обеда, и когда голштинцы приехали в Адмиралтейство, то увидели царя, который «прилежно трудился над приготовлением к спуску. Он всегда сам смотрит за всем, даже сам строит корабли потому, что, как говорят, знает это дело едва ли лучше всех русских. Увидев герцога [Карла-Фридриха], он обнял его, отвел немного в сторону и стал ему говорить что-то на ухо; Его высочество отвечал таким же образом и потом, когда царь сказал еще несколько слов, подтверждая их телодвижениями, радостно поцеловал ему руку, а он взял Его высочество [Карла-Фридриха] за голову и поцеловал, после чего снова поспешил к кораблю, чтобы осмотреть, не забыто ли что-нибудь. Немного спустя он возвратился и повел нас на корабль, где с герцогом и со всею свитою прополз под подмостки у киля, чтобы показать, как корабль сделан внизу и чем облегчается спуск его на воду. Потом царь один еще раз обошел вокруг корабля и осмотрел, все ли приготовлено как нужно: Е.в. в таких случаях верит только собственным глазам. Найдя, что все готово, он взошел на корабль и приказал начать его освящение», которое совершал Феофан. По окончании освящения П. «тотчас сошел с него и повел Его высочество к тому месту у воды, где можно было стоять и хорошо видеть спуск, но сам не остался там, потому что должен был собственноручно сделать первый удар при отнятии подмостков». Царица [Екатерина] со свитой спустилась с корабля и расположилась на другом берегу реки. После успешного спуска под музыку и клики толпы П. поехал на корабль и принимал всех, кто туда стал подниматься, и все спешили сесть на свои суда, чтобы первыми поздравить царя. Потом сели за накрытые столы с холодными закусками, П., Екатерина и другие гости сидели в верхней каюте. Расселись как придется, без соблюдения этикета, справа от царя сидел [И.М.]Головин. «Когда царь начинал тосты, с фрегата, стоявшего впереди корабля, стреляли из пушек, вечером фрегат был иллюминирован фонариками». Далее Ф.В.Берхгольц описывает, как П. не дал герцогу Карлу-Фридриху пить взятое голштинцами с собой слабое вино и воду. П. отобрал стакан у герцога, попробовал его и сказал «De Wien dolt niet (Твое вино никуда не годится)», герцог Карл-Фридрих сослался на свое нездоровье. Царь возразил: «De Wien is mehr schadlich, als min Wien (Твое вино вреднее моего)» и налил ему в стакан из своей бутылки крепкого и горького венгерского, которое обыкновенно кушает. Его высочество нашел его отличным, но прибавил, что оно очень крепко, на что царь сказал: «Dat is war, mar he is gesund (Это правда, но зато оно и здорово)». Потом царь угощал других из больших стаканов, «из кубков государь кушает редко, обыкновенно он говорит, что если не наливать их дополна, то глупо возиться понапрасну с такою тяжелою посудою». Когда появился опоздавший к празднику Г.Ф.Бассевич, то царь «воскликнул: «О, Бассевич!, штраф штраф!» и заставил Г.Ф.Бассевича выпить штрафные – четыре больших стакана – за пропуск трех тостов. Потом царь спросил герцога Карла-Фридриха, что тот хочет пить, тот сказал, что бургундское, которое подали (из запасов герцога Карла-Фридриха, разбавленное водой) и П. «из своих рук» подал герцогу два небольших стакана. «Беспокойный князь-папа [П.И.Бутурлин] прилежно упрашивал царя пить и если его слова не действовали, кричал как сумасшедший, требуя вина и водки. Но вскоре многие были принуждены пить более, нежели думали: царь узнал, что за столом, с левой стороны, где сидели министры, не все тосты пили чистым вином или, по крайней мере, не теми винами, какими он требовал (в такие дни о французском белом вине и о рейнвейне он и слышать не хочет…)». П. «сильно рассердился и приказал всем и каждому за столом выпить в наказание в своем присутствии по огромному стакану венгерского. Так как он велел наливать его из двух разных бутылок и все пившие тотчас страшно опьянели, то я думаю, что в вино подливали водку. С этой минуты царь ушел наверх к царице и более не возвращался». До этого он милостиво разговаривал с герцогом [Карлом-Фридрихом] и Г.Ф.Бассевичем и «в сильных словах подтверждал, что будет заботиться о Его высочестве и не пропустит случая оказать ему помощь…» и т.д., герцог Карл-Фридрих целовал ему руку. П. ушел в неудовольствии наверх и поставил часовых, чтобы никто не смог покинуть корабль до его приказания. Подняться к дамам наверх никто не решился, все перепились, дурачились на протяжении нескольких часов, были и те, кто притворялся пьяным, в том числе молодой Пушкин (т.е. П.И.Мусин-Пушкин – Е.А.), «другие, совершенно пьяные, умничали и лезли ко всем с объятьями и поцелуями, что для трезвых, разумеется, было очень неприятно»[2]. Виллем Вильде писал, что гангутскую победу праздновали весело, был спущен на воду новый 60-ти пушечный корабль «Пантелеймон», что сам он присутствовал на церемонии, на которую был приглашен кабинет-секретарем (Макаров А.В. – Е.А.) от имени Е.ц.в., что П. и герцог Голшинский [Карл-Фридрих] отправляются завтра или послезавтра в Петергоф и Кроншлот с целью провести несколько дней на флоте[3]. П. был чрезвычайно весел. Он заставлял всех пить только венгерское вино, когда он застал А.Д.Меншикова со стаканом рейнвейна, то сам выбросил все бутылки рейнвейна в окно в воду и приказал «бедному князю бокал в две бутылки самого крепкого вина. Последний стал от него мертвецки пьян и упал без чувств на пол», его супруга и ее сестра (Д.М.Меншикова и В.М.Арсеньева – Е.А.) стояли около него и оплакивали его положение. Сообщение о прибытии Петра Сапеги – жениха старшей дочери А.Д.Меншикова М.А.Меншиковой[4].  

В этот день получено известие из Ништадта, что шведы «о учинении мира стали медлить»[5]. Ф.В.Берхгольц сообщал под этим числом, что с почтой получено известие о смерти шведского короля Фредрика I, известие оказалось ложным[6].

Письма и бумаги П.: 1. Я.В.Брюсу и А.И.Остерману письмо о получении их реляций от 16 и 18.07. П. в нем дает распоряжения о ведении переговоров, предписыват настаивать на соблюдении интересов Голштинского герцога Карла-Фридриха как возможного наследника, но «буде весьма на то несклонятца, можете по прежнему нашему указу от того отступить, дабы сие дело нашему делу не могло шкоды нанесть» и др.*; 2. П.И.Сиверсу указ об изготовлении флюгелей на каждый корабль[7]; 3. М.П.Гослеру указ-чертеж, где кораблям стоять на якоре относительно «Ингерманландии»[8]; 4. Определение Адмиралтейской коллегии: «Велеть на присланные из Кабинета Е.ц.в. адмиралтейского устава и портной книги должности, против письма собственной Е.в. руки, в дополнение онаго устава, что надлежит прибавить или переправить, сочиняя мнение свое и подписав, внести в Адмиралтейств-коллегию к сентябрю месяцу сего года»[9].

Разные письма и бумаги: А.Д.Меншиков – Г.Г.Скорнякову-Писареву об освидетельствовании больных казаков, работавших на Ладожском канале («близ четырех тысяч человек» из 10 тыс. присланных на земляные работы), «ибо оной народ за ленивством чрез такие притворы надеется, что скорея от работы отпущены будут»[10].

Комментарии.

* П. категорически отрицал право прежних владельцев земли в Ингрии и Карелии на возврат владений или компенсацию за них деньгами (в отличие от владений в Лифляндии и Эстляндии): «В Ынгрии и Карелии, яко наших древних провинциях, маетностей, також и в той части, что к Выборку остается имеет, допустить нам шведских помещиков отнюдь невозможно»[11].

[1] ПЖПВ. 1721 г. С. 53.

[2] Берхгольц. Дневник. 1. С. 179-183.

[3] МИРФ. 2. С. 612.

[4] РИО. 15. С.  195.

[5] ГСВ. 1. С. 530.

[6] Берхгольц. Дневник. 1. С. 178.

[7] РГАДА. Ф. 9. Оп. 1. Кн. 14. Л. 60 об.; Берх. Собрание. 3. С. 301; КПБ. 98. Л. 48.

[8] РГАДА. Ф. 9. Оп. 1. Кн. 14. Л. 61; КПБ. 98. Л. 49.

[9] МИРФ. 4. С. 468.

[10] Цвиркун. Соратник. С. 180.

[11] КПБ. 98. Л. 44; см. Никифоров. Внешняя политика. С. 449, 456.