27.06.1720, пн. День Полтавской виктории. П. в СПб.

П. в СПб.

По словам И.И.Неплюева, к 7 часам утра П. прибыл в Адмиралтейство, где в присутственном зале был смотр гардемаринам. П., «будучи или немощен или невесел, чего я не знаю», только спросил о наличии у них аттестата и приказал записать во флот гардемаринами. Г.П.Чернышев ему возражал, тогда П. «помолчав немного», приказал назначить полное собрание коллегии для экзамена[1].

Церемония празднования дня Полтавской победы началась с того, что около 9 часов утра П., «надев те одежды, в которых при баталии Полтавской был и над войсками своими командовал», прошел с гвардией от Литейного двора до Троицкой пристани на галерах. После высадки у Троицкой пристани царь «изволил сам, своею высокою особою, яко полковник, пред оными полками маршировать» и расставил полки при Троицкой церкви и перед крепостью в батальонные каре. Затем П., вместе с министрами, сановниками и др. вошел в церковь, слушал литургию и «панегирическое поучение» Стефана. По сигналу во время богослужения из крепости и Адмиралтейства был дан троекратный салют из пушек. После литургии архиереи вышли в поставленный при полках шатер и отслужили благодарственный молебен, после которого была троекратная стрельба из полковых пушек и беглый огонь полков, «которую стрельбу Е.ц.в. сам командовать изволил». В этой церемонии участвовала царица Екатерина с дамами и посол польский Станислав Хоментовский. После окончания салюта П. привел гвардию к галерам. Затем П. переправился в Летний дворец, где со знатными персонами был обед «в галерее», и здесь присутствовали все иностранные посланники. При питии за здравие стреляли пушки с трофейного шведского фрегата, украшенного флагами, а ночью фонарями. «А после обеда изволили Их величества гулять в огороде со всеми вышеписанными особами даже до 12 часа пополудни. А потом жги фейерверк, стоящий против помянутого огороду на судах». По окончании фейерверка в 1 часу пополуночи все разъехались по своим домам. А гвардейцам обоих полков и прочих полков солдатам «был Е.ц.в. погреб, уготованный на Лугу против Летнего дворца» (Публикация в «Ведомостях» от 29.06.1720)[2]; Польский автор добавляет некоторые подробности: в церкви П. после проповеди целовал руку Стефана и благодарил, гулянье было в Итальянском саду, «по всему саду ушатами разносили водку». Екатерина также пила водку. «Когда к вечеру его милость господин посол [Станислав Хоментовский], прогуливаясь, встретился с Его царской милостью, тот его опять потянул к ушату, чтобы пил водку, однако гренадер объявил: «Кушал господин посол» и царь только выпил за здоровье его милости господина посла рюмку вина», позже был фейерверк, около часа пополуночи все вернулись домой, а П. повел Екатерину «через сад в другой дворец»[3]. А.М.Девьер писал А.Д.Меншикову: праздновали «в рощице на берегу реки против Лугу и потом гуляли аж заполночь в саду и был фейерверк»[4].

Письма и бумаги П.: резолюция на челобитную К.Н.Зотова по поводу раздела отцовского наследства* (на лоскутке бумаги): «Учинить по старому Уложенью и по духовной, только впредь никто да не женитца и никто замуж да нейдет с сего числа без контракту, учиненному прежде, такого, чтоб муж знал, что жена ему оставит, также и жена знала б, что муж ей оставит после смерти»[5].

Комментарий.

* Как и предупреждал К.Н.Зотов в 1718 г., когда П. заставил его престарелого отца Н.М.Зотова жениться, после смерти Никиты Моисеевича возникли проблемы с его наследством. Конон Зотов писал: «Понеже мачиха наша, отнимая у нас четвертую часть, толкует речь в вечное владение таким образом, что она может оную четвертую часть продать, заложить и замуж с той пойти, а не так, чтоб на ея век, покамест поживет. А Ваше царское изволение есть такое, чтобы дочери наши и сестры наши ничего не уносили в приданое из недвижимаго в чюжей род, колми паче с стороны пришедшая мачиха, а наипаче наша, которая за собою ничего не принесла, а ныне берет, что у отца нашего с матерью нашею нажито. Умилосердись Государь, прикажи нас оборонить от такой мачихи и учинить так, как Артемья Волынскова мачихе учинено, а естли ж мы такой милостивой обороны не достойны, то уже повели ей дать четвертую часть из того одного недвижимаго и движимаго имения, что отец наш нажил живучи с нею мачихою. Милостиво, Государь, изволь разсудить, что многим жаль разтатца и с таким имением, которое у тебя, государя, покрадено, да еще так жаль, что и до пытки себя допускают, не хотя тебе ж, Государю, возвратить у кого украдено, а нам, как не жаль отдать ей то, что никогда ея не бывало, да и за что, разве за то, что отец наш скорея от нея умер, сам ты, премудрой Государь, изволил физически (так!) сказать отцу моему, когда он занемог вскоре после своей женидбы, что совокупление с женою старого мужа есть ему отрава. А когда, государь, изволишь приказать нас оборонить от оной мачихи, то не вели меня иметь за кадета – какой я кадет, я уже давно В.в. в офицерах служу. В.в. верный раб Конон Зотов. С корабля «Девеншера», обретающегося в крюйсе, июня 27 дня 1720»[6].

[1] Неплюев. Записки. С. 418.

[2] «Определяется переводчик Яков Синявич». С. 202-203; ПЖПВ. 1720 г. С. 25.

[3] Краткое описание. С. 154-155; Ровинский. Обозрение. С. 190-191.

[4] Письма и выписки. Стб. 1243.

[5] КПБ. 93. Л. 512.

[6] КПБ. 93. Л. 512-513.