«Это что-то среднее между психологом и преподавателем»
Во втором интервью из цикла разговоров с молодыми преподавателями, учителями и репетиторами Екатерина Кисляк делится опытом не самой обычной профессии наставника и собственными воспоминаниями, связанными со школой. Как преподаватель может влиять, помогать и развивать?
Ирина Летуновская: Как ты связана с преподаванием/тьюторством/наставничеством? Чем занимаешься, какой у тебя опыт?
Екатерина Кисляк: Я попала на эту работу где-то год назад, занимаюсь с шестиклассниками одиннадцати-двенадцати лет. Что именно я делаю — описать сложно, потому что это не совсем распространённая преподавательская деятельность, как она есть в привычном представлении. Не могу подобрать другого подходящего слова, чтобы описать свою работу, кроме как «наставник» — это что-то среднее между психологом и преподавателем. Это человек, который помогает следить за успеваемостью ребят во время обучения, ведёт их от начала до конца учебного года.
Однако отслеживание оценок — не основная моя задача. Моя основная цель, как я её вижу — взаимодействие с ребятами, помощь в адаптации, в онлайн-образовании, поддержка на этом пути. У нас обычно складываются доверительные отношения: я узнаю, чем они увлекаются, чем занимаются, они рассказывают о своих проблемах, достижениях. В то же время я стараюсь обучить их «soft skills», которые могут пригодиться не только в работе, но и в жизни. Например: как общаться и выстраивать коммуникацию, как защищать свои личные границы, как решать конфликты, каких стратегий поведения придерживаться, как правильно ставить цели, как распределять время, что делать, если тяжело учиться, как не выгорать, как справляться со стрессом, какие бывают эмоции, что с ними делать и так далее. Это то, чему нас никогда не учили в школе, и всё то, что пригодилось бы мне сейчас. Я надеюсь, что ребятам это поможет.
ИЛ: Есть какие-то материалы, методические пособия, как принято в школах? Или вы используете собственные?
ЕК: Да, у нас есть материалы, методические пособия, разные обучающие курсы. Прежде чем начать работать, я довольно долго проходила обучение. Мы регулярно повышаем квалификацию, контроль осуществляется с помощью тестов. Помимо базы, я стараюсь передать ребятам собственный жизненный опыт.
ИЛ: Интересно. Возвращаясь к опыту, расскажи, какой ученицей была ты? Какие предметы любила больше всего?
ЕК: Я была плохой ученицей. Ну как… Я была отличницей, у меня были хорошие оценки, но я не могу сказать, что я как-то была вовлечена в учебный процесс. Я училась, потому что надо было учиться, но искренне интересовалась разве что литературой. Но это не всегда был школьный курс. Чаще всего — просто книги, которые мне нравилось читать. Мне не всегда везло с учителями. То есть… были действительно хорошие учителя, которые классно рассказывают, но в силу возраста и юношеского максимализма я не стремилась узнавать что-то интересное.
ИЛ: Насколько сейчас мечтательны дети? Насколько они мотивированы учиться?
ЕК: Как и все дети этого возраста, они не всегда готовы что-то слушать и воспринимать. Они часто отвлекаются, но я вижу, что они гораздо лучше в этом плане, чем мы, гораздо активнее что ли. Часто бывает, что они задают интересные вопросы. И они постоянно чем-то заняты. В этом плюс, в этом и минус: они перегружены, поэтому трудно воспринимать лишнюю информацию, особенно, если они не видят в ней преимуществ. Они не всегда хотят расширять горизонты, бывает сложно их увлечь и найти точку соприкосновения в силу возраста: они уже не дети, но и не взрослые.
ИЛ: Сейчас ты учительница / наставница, а кто был(а) Учителем для тебя? Это скорее вопрос про ролевые модели: это необязательно должен быть педагог, возможно, это кто-то из близких.
ЕК: Моим Учителем была учительница по английскому языку, с которой я познакомилась как раз тогда, когда должна была сдавать ЕГЭ. Меня отправили к репетитору, хотя я туда страшно не хотела. Она оказалась сложным, но очень интересным человеком. Она открыла другую меня, спустила с небес на землю, научила по-другому мыслить. Но была излишне строгой. Я против такого подхода к преподаванию, хотя тогда мне это помогло: строгость позволила не только выучить английский язык, но и по-другому относиться к учёбе, к жизни, к собственному развитию. Я очень благодарна ей за это и вряд ли смогу когда-нибудь её забыть. А вообще, я стараюсь узнавать для себя что-то новое от каждого человека, с которым знакомлюсь. Стараюсь быть открытой к идеям, взглядам, убеждениям. Они могут отличаться от собственных, но это новый опыт, который может многому научить. Мой дедушка — тоже своего рода учитель: представь себе вечно бурлящее сочетание непростого характера и невероятной тяги к знаниям. Всегда поражает, сколько мыслей у него в голове, ещё и феноменальная память. С ним очень интересно разговаривать, и за это, как и за многое другое, я ему благодарна. Да и всем людям, с которыми встречаюсь.
ИЛ: Получается, это влияет на стратегии, которые ты используешь по отношению к ребятам, выбираешь те, которые ближе тебе.
ЕК: Да. Я считаю, строгостью никого не возьмёшь, хотя она не лишняя. Мне не свойственна такая суровость и дисциплинированность. Я стараюсь к каждому найти подход, хотя дисциплина, правда, важна, особенно в таком подростковом возрасте. У меня не всегда получается. Я отношусь с пониманием и стараюсь не ругаться, потому что помню себя саму в шестом классе. Самое главное, что я говорю своим ребятам — я от них ничем не отличаюсь. У всех бывает, что что-то не получается. Я стараюсь своим примером показать: всё это можно преодолеть.
ИЛ: Ты преподаёшь онлайн, и у тебя есть класс, то есть, много ребят. Насколько этот опыт похож на классное руководство? Удается ли держать внимание стольких ребят онлайн, как с ними взаимодействовать? Сколько сейчас ребят?
ЕК: Немало. Несмотря на то, что в группе по двенадцать-тринадцать человек, у каждого разный характер, все по-разному взаимодействуют. Мне непросто выстраивать работу с ними и держать их внимание. Нужно понимать, на что они реагируют. Спустя некоторое время я научилась замечать, когда они устали и больше не хотят слушать, когда им не заходит то, что я им рассказываю. Иногда получается, что у нас складывается замечательная беседа, они задают много вопросов. Но им не хватает живого общения, и уроки они пытаются использовать, чтобы пообщаться друг с другом. Приходится их ограничивать, они обижаются на меня, что я не даю им болтать. В такие моменты нужна дисциплина, они ей следуют, но нарушать её им нравится больше. Сегодня услышали — завтра забыли, приходится напоминать. Тут ещё такой момент… Если кто-то что-то сказал, то сразу в воздух взлетают пять ручек (виртуальных), ведь каждому хочется рассказать что-то своё. В итоге по времени обычно редко укладываемся, потому что для меня это важно — услышать каждого.
ИЛ: Один из самых важных вопросов: «Есть ли у учителей / репетиторов каникулы?» И насколько тяжело разграничивать рабочее и личное?
ЕК: Самое сложное — не сорваться и не ответить в нерабочее время. Если самостоятельно не разграничивать это время, то и люди, с которыми работаешь, не будут помнить о личном пространстве. Радует, что многие относятся с пониманием, и за последние несколько месяцев его никто не нарушал. И всё же я стараюсь лояльно к этому относиться: это моя работа — решать возникающие вопросы и проблемы. Главное здесь дать понять, что я не брошу человека с ними наедине, не проигнорирую, а на всё отвечу в своё рабочее время. Могу сделать исключение, если вопрос острый и срочный, но очень редко.
ИЛ: Сколько времени ты тратишь на подготовку к урокам?
ЕК: Первый год работы подготовка занимала достаточно много времени. Сейчас я набралась опыта и могу строить коммуникацию по ходу урока, записывая только важные мелочи, которые обязательно надо сказать. Но это касается уроков «один на один», для работы в группе я всегда привлекаю видеоролики, подходящие по теме, дополнительную литературу. В понедельник, например, у меня пять уроков, и в воскресенье я трачу час-полтора, чтобы просмотреть, что я со всеми прохожу. Освежаю в памяти.
ИЛ: Да, опыт позволяет тратить меньше времени. Чем дальше, тем это должно становится легче.
ЕК: Да. Первые ребята, признаюсь честно, это те, на которых я «отрабатывала» свои навыки, оттачивала мастерство. Со временем я поняла, как с ними работать, обнаружила что-то, чего раньше не замечала. Важно повторять, переспрашивать, поняли они или нет, по-другому объяснять, проводить регулярно проверочные тесты.
ИЛ: Теперь остается небольшой блиц: фильм или книга?
ЕК: Когда как. Я считаю, что есть визуалы, которым легче воспринимать изображения, а есть те, кому легче воспринимать информацию буквами. Я — гибрид, мне нужно и так, и так.
ИЛ: Любимая книга или кино, писатель или актёр? Можно обо всём сразу.
ЕК: Мой любимый писатель — Филип Пулман, всем его советую. Мир не сошёлся на «Гарри Поттере»! Кроме него есть ещё много замечательных книг. Филип Пулман — писатель, который во многом меня сформировал, он мой фаворит. Я, конечно, о серии книг «Тёмные начала». Ещё — «Таис Афинская» Ивана Ефремова, книга, сильно на меня повлиявшая. Размышления о женской силе и красоте в ней откликнулись в моей душе. Сложно описать в двух словах, надо обязательно читать самому. Актёры — Роберт Шон Леонард, Хью Лори, актриса Рут Уилсон, но именно любимого актёра у меня нет. Нравятся нестандартные, преимущественно британские. Не знаю почему. Есть любимый режиссёр — Хаяо Миядзаки. Фильмы — отражение его философии, которая мне очень близка.
ИЛ: Любимая картина? Или несколько?
ЕК: «Принцесса Мононоке». Безусловно, она жестокая. О природе и о взаимодействии человека с ней, нашем бездумном отношении и ожидаемой ответной реакции. Также «Навсикая из долины ветров» — о том, как нужно жить в гармонии с тем миром, в котором человек находится. Из более светлых и лёгких — «Небесный Замок Лапута»: о бесконечной вере в свою мечту. Из последнего мне, кстати, очень понравился фильм «Всё везде и сразу». Думаю, он вполне может стать моим любимым.
Беседовали Ирина Летуновская и Екатерина Кисляк
Редактировала Анна Ширбанова