«На заре» преподавательской карьеры: Алексей Сорбалэ
За три года существования рубрика "Правила жизни преподавателей" полюбилась очень многим – мы знаем это не понаслышке. Однако "Вольная редакция" не просто создает "правила", она меняет их. Мы создаем наш первый спецвыпуск и посвящаем его тем, благодаря кому департамент политологии обретает новое будущее – молодым преподавателям. Его название - "На заре" — это не только дань отличной песне группы "Альянс", вновь обретшей свою популярность, но и отражение развития Питерской Вышки. К тому же наши герои находятся сейчас как раз на заре своей преподавательской и научной карьеры.
Алексей Сорбáлэ – выпускник ОП «Политология» 2016-го года, а ныне аспирант второго года обучения НИУ ВШЭ. Он отучился в магистратуре Центрально-европейского университета (Будапешт), участвовал в различных летних и зимних школах, посвященных образованию и политологии, выпустил уже три статьи и две главы в книгах. С 2019 года Алексей преподает на нашей программе и для некоторых студентов уже является Алексеем Борисовичем. Мы поговорили с Алексеем про переход из роли студента в преподавательскую стезю, про особенности обучения в магистратуре и отличия учебы за рубежом и, конечно, задали несколько традиционных вопросов про научные интересы и времяпрепровождение.
— Как Вы оказались в политологии?
В отличие от некоторых моих коллег, я не могу сказать, что путь в политическую науку для меня был долог и тернист. Скорее, это был выбор между двумя равноценными альтернативами. В школе меня одинаково интересовали и гуманитарные, и естественные науки (как сказал бы Ландау, науки естественные и противоестественные). С одной стороны, мне в принципе были интересны история и обществознание, и в школе я участвовал в олимпиадах по этим предметам. С другой стороны, меня увлекали естественные науки: я очень любил химию и в ней преуспевал. Но в 11 классе я задал себе вопрос: что интереснее – изучать феномены и явления, где с уверенностью можно предсказать конкретный результат, либо работать с эмпирической реальностью, где известна лишь вероятность того или иного исхода? Социальные науки, и политическая наука, в частности, предлагают нам именно вторую картину мира, потому что всегда есть нерешительные или нерациональные акторы, неправильно работающие институты. Для меня в 17 лет изучение процессов со слабо предсказуемым исходом оказалось более захватывающим занятием, чем работа со свойствами полимеров, например.
— Что помогло сформировать Ваши научные интересы и куда они движутся сейчас?
Меня всегда интересовало, почему что-то пошло не так. Однажды на летних каникулах после второго курса я ездил по Балканам, заезжал в города и сёла Румынии, Сербии и Хорватии и имел возможность немного пообщаться с местными жителями. В Сербии все наперебой рассказывали про то, как они стараются, а их не берут в ЕС. В Хорватии и Румынии к членству в ЕС относились нейтрально и большой радости по поводу того, что они уже в Союзе, не выражали. «Почему у Хорватии получилось, а у Сербии нет?» – с таким вопросом я пришёл к Анне Андреевне Декальчук, и она помогла мне сделать интересное исследование на третьем курсе. С большим пулом кейсов, но со всё той же дихотомией «победители – проигравшие» я пришёл на четвёртый курс бакалавриата и в магистратуру. Моя кандидатская диссертация фокусируется, возможно, на более сложных вещах по сравнению с тем, что я изучал раньше, но по-прежнему играет с тем же вопросом: «Почему у одних получается, а у других нет?». Стартовые точки для моих исследовательских проектов, вероятно, не соответствуют той логике, которой мы обычно придерживаемся на НИСе: ознакомиться со state of art -> найти лакуны или несоответствия -> сформулировать загадку -> сделать исследование. В обоих случаях движущей силой моих работ был скорее личный интерес и общественная актуальность проблемы, чем результат нулевого этапа исследования. И хоть такой подход каким-то образом роднит меня с Р. Патнэмом, который поехал в Италию за любимой девушкой, а потом внезапно сделал отличное исследование по проблематике социального капитала на основе местной эмпирики, он имеет свои очевидные недостатки. Относительный успех моих научных изысканий в большой степени был определён помощью и поддержкой со стороны моих научных руководителей в бакалавриате и магистратуре, которым я очень благодарен за все их усилия, советы и правки.
— Чем отличается учеба в ЦЕУ от обучения во ВШЭ?
В ЦЕУ я получал степень магистра, а в Вышке – бакалавра, поэтому этот вопрос скорее про различия между ступенями образования, чем про различия между университетами. Студенты в бакалавриате и магистратуре ставят для себя различные цели, по-разному воспринимают преподавателей, иным образом строят свои исследовательские проекты. Наверное, стоит отметить, что нынешние бакалаврские программы в Вышке, и, в частности, бакалаврская программа по политологии, отличаются от той бакалаврской программы, на которой учился я. Концепция программы поменялась, больший упор делается на методы исследования (прежде всего, количественные) и продвижение программы на международном уровне. Все становится объективно лучше, качественнее и разнообразнее. Это является индикатором того, что Вышка развивается, чему я очень рад. Я полагаю, что какие-то вещи, которые были для меня в новинку в ЦЕУ, покажутся совершенно обычным делом для нынешних студентов-бакалавров.
Прежде всего, меня удивило, что в ЦЕУ не было разделения на лекции и семинары. Это были занятия, в рамках которых проводились discussion groups (дискуссионные группы – прим. пер. Вольной Редакции), на которых мы обсуждали как материалы к занятию, так и собственные идеи, и аргументы, возникающие спонтанно во время обсуждения. На практике это означало, что к занятиям нужно было читать всю рекомендуемую и обязательную литературу для того, чтобы не выпасть из дискуссии.
Второй момент был связан с системой выбора курсов. У студентов ЦЕУ есть блок обязательных курсов, которые нужно взять и пройти для того, чтобы получить диплом по окончании обучения. Однако этот обязательный блок составляет меньшую часть их расписания. Большую часть курсов есть возможность взять самостоятельно на основании собственных интересов и приоритетов. Такая высокая автономность в вопросе выбора курсов была для меня, наверное, самым большим культурным шоком. Для нынешних студентов Вышки это удивление может выглядеть странно, но не забывайте, что я являюсь представителем «старой гвардии», при которой не существовало системы майноров и других нововведений.
Третий момент, который меня поразил и порадовал в ЦЕУ – это система поддержки академических инициатив. Поехать из ЦЕУ куда-нибудь на конференцию или стажировку не было проблемой. Достаточно было прийти в офис международных программ, показать приглашение и заполнить простую форму. Так я смог побывать на двух конференциях в Австрии и Германии и съездить на стажировку в University College London (Лондон, Великобритания) в течение одного года. В Вышке, насколько я знаю, тоже несложно получить поддержку на академическую поездку. Это очень здорово, потому что, если ты занимаешься наукой, тебе нужно максимально расширять ареал апробации своей работы.
Но не могу сказать, что магистратура в ЦЕУ представляет для меня большую ценность, чем годы бакалавриата в Вышке. Если бы не было бакалавриата Вышки, то, естественно, не было бы магистратуры, потому что Вышка дала базу, которая потом привела меня в магистратуру в очень хороший университет. Я очень люблю обе своих альма-матер.
— Кто в Вашем понимании преподаватель и чем он занимается?
Преподаватель – это тот, кто обладает знанием и может поделиться им с другими таким образом, чтобы у других это знание воспринималось как how to , а не как have to. Иными словами, преподаватель даёт в руки студентам определённое знание как инструмент, которым они могут воспользоваться по своему усмотрению, а не как догму, которой студенты должны следовать неукоснительно.
— В чем заключаются трудности преподавания?
Трудности связаны с тем, что преподавание и особенно оценивание результатов обучения – это зачастую очень сложный процесс. Поэтому я всегда пытаюсь сделать систему оценивания максимально прозрачной, чтобы студенты понимали то, каким образом я их оцениваю. Это сложно в том плане, что есть какие-то формализованные формы контроля типа теста, контрольной работы или экзамена, где ты просто считаешь количество баллов и выставляешь оценку. А есть семинары – и как оценить работу людей на семинарах? Вот это, я думаю, самое сложное. Сделать так, чтобы остальные студенты поняли, как их вообще оценивают, какая обратная связь, какая логика за этим стоит.
— Какие у Вас впечатления от проживания университетской жизни с обеих баррикад (студенческой и преподавательской)? Помогает ли как-то недавний студенческий опыт в преподавании или, может, чем-то мешает?
Я бы не сказал, что хорошо чувствую этот переход с одних «баррикад» на другие. Университет – это про обмен идеями и опытом, а этот процесс не направлен только в одну сторону. Единственное отличие студента от преподавателя заключается в том, что преподаватель институционально наделён возможностью устанавливать правила игры на своём курсе. С другой стороны, в Вышке студенты имеют возможность эти правила игры корректировать и в целом участвовать в их формировании. Это позволяет избегать ригидной иерархической системы в отношениях между преподавателями и студентами.
Когда я был студентом, для меня двумя самыми важными аспектами учёбы были две вещи – оценки и дедлайны. Когда я стал преподавателем, эти аспекты не потеряли для меня своей значимости. Моё недавнее студенческое прошлое (а если считать аспирантуру, то и настоящее), как мне кажется, позволяет мне лучше понять, почему студенты так волнуются из-за оценок и не успевают вовремя сдавать работы. Я стараюсь идти им навстречу, обсуждать каждый конкретный проблемный кейс. Диалог со студентами по этим вопросам необходим.
— Расскажите о последней прочитанной художественной книге.
У Джареда Даймонда есть замечательная книга «Ружья, микробы и сталь». Это не художественная литература в чистом виде, скорее науч-поп. Автор задаётся вопросом, на чем основаны успехи европейской цивилизации. Книга написана биологом, но логика рассуждений вполне соответствует той, к которой мы привыкли в социальных науках: автор проверяет гипотезы, которые связаны и с политическим устройством, и с историей, и с географическими условиями проживания изучаемых им сообществ. Он стремится найти не какую-то одну детерминанту анализируемого исхода, но комбинацию условий. Я приводил книгу Даймонда студентам в качестве примера научно-популярной работы, которая может считаться образцом для сравнительного исследования. Тут вам и завлекающий заголовок, и понятный, но при этом не избитый вопрос, и чётко обозначенные критерии отбора случаев для анализа, и логично разграниченные гипотезы, и непредсказуемый результат. Всегда приятно читать книги, которые не страдают наукообразностью, и при этом демонстрируют способность автора мыслить аналитически и адекватно использовать доступную ему информацию. Всем очень советую «Ружья, микробы и сталь» как наглядное пособие для структуризации любого типа исследования (в том числе, социального) и просто как приятную и интересную книгу.
— Почему быть преподавателем классно?
Преподаватель – это одна из тех немногих профессий, где не составляет труда найти общественную пользу (как бы пафосно это не звучало) от производимого продукта. Для меня понимание того, что я делаю что-то, что не только положительно воспринимается окружающими меня людьми, но и как-то меняет их стиль жизни и определяет их дальнейшие успехи и достижения – это очень важно. В общественной полезности профессии преподавателя, как мне кажется, и состоит её «классность».
Текст подготовили
участницы проекта «Вольная редакция»
Екатерина Гузиева
выпускница ОП «Политология»
и Екатерина Шевякова
студентка 3 курса ОП «Политология и Мировая Политика»