Заниматься наукой надо весело

«Социологическая экспедиция как исследовательская практика и форма обучения социологической теории». Заведующий научно-учебной лабораторией "Социология образования и науки" Даниил Александров ответил на вопросы о выездных полевых исследованиях социологов. В материале рассказывается о целях экспедиций, о том, чему они посвящены, и о связанных с ними сложностями. Статья опубликована в новом номере журнала  Laboratorium. 

- Расскажите, как и когда возникла идея проведения выездных полевых исследований? В какие места и как надолго Вы выезжали? В каких условиях приходилось жить? С какими практическими сложностями сталкиваться на этапе подготовки и реализации проекта?

- Моя убежденность в важности полевой практики и экспедиций для формирования социологов имеет двойное основание, она укоренена в личном опыте полевой научной работы в молодости и в моих занятиях историей и социологией науки.

Первая экспедиция в моей жизни была в 1972 году, когда мне было 15 лет, и на большой экспедиционной машине мы проехали от Новосибирска до Душанбе. На следующее лето я отправился в Кандалакшский государственный заповедник, и с того момента лет пятнадцать каждое лето проходило в полевых условиях. Это были биологические экспедиции и летние практики студентов биологического факультета. Занимался я изучением структуры морских сообществ и учил студентов на занятиях прямо в поле чудесам биологического разнообразия и законам его организации. Все эти годы я работал в экспедиционных коллективах, в которых были общие усилия по сбору материала и индивидуальная специализация в его обработке, обеспечивающие сплоченность, – буквально органическая солидарность по Эмилю Дюркгейму, основанная на разделении труда. 
Вот из этого практического опыта в первую очередь и происходит для меня идея полевой практики и социологических экспедиций. С самого начала своего преподавания в НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге – а мы с Вадимом Волковым пришли создавать социологический факультет в 2002 году – я думал, что надо организовать для студентов летнюю социологическую практику. У геологов, географов, биологов и археологов летняя учебная практика занимает центральное место в подготовке специалистов по принципу «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Почему бы социологам тоже не ввести летние полевые практики или экспедиции, думал я, и искал разные возможности осуществления этого плана.

Ряд дисциплин не случайно имеет полевые практики как учебные курсы. Есть общие эпистемические особенности наук, которые черпают знание не в лаборатории, а в полевых исследованиях. В полевых науках никакие выступления в аудитории по своей убедительности не заменят доказательного объяснения в поле, отчего еще в XIX веке геологические и ботанические конгрессы сопровождались длительными полевыми экскурсиями, в которых разрешались споры о геологических слоях или устройстве растительных сообществ. Я знал о пользе таких экспедиций и практик уже не только как полевой исследователь, но как историк науки, изучавший историю естественных наук в 1990-е годы. Историками и социологами науки были написаны прекрасные работы о роли полевого опыта в разрешении научных споров и формировании новых направлений в науках о Земле и науках о жизни. Я сам участвовал в развитии этого направления, и этот опыт был вторым источником моего убеждения в необходимости полевой практики в социологии – это же наука о жизни и устройстве живых сообществ.

В 2006 году появилась возможность организовать первую поездку студентов для полевых исследований в Ленинградской области – это была часть большого проекта изучения бедности в городских и сельских условиях, в котором принимали участие социологи Иркутска, Самары, Саратова, Ульяновска и Санкт-Петербурга. Оно финансировалось фондом «Хамовники», который создал московский предприниматель А.И. Клячин. Мы объехали на машине все закоулки Карельского перешейка и выбрали два поселка Приозерского района Ленинградской области. Один из них – поселок Сосново – стал базой нашей практики с 2006 по 2010 год. Оттуда мы ездили по всему району, собирая интервью, записывая наблюдения в полевые дневники. Если в первый сезон студентов еще было не очень много, то потом через нашу полевую базу за лето проходило порядка двух десятков студентов. Три года подряд мы снимали на все лето большой дом, в который студенты набивались «как сельди в бочку», впрочем, условия всегда были очень приличными.

В 2011 и 2012 годах мы ездили в Московскую область, и нами были обследованы Дмитровский и Рузский районы. Это требовало разъездов во все концы районов, и мы ехали туда с машинами, а в один сезон даже арендовали дополнительную машину, чтобы мобильность наша была выше. В 2013 и 2014 годах мы работали в малых городах Ленинградской области (сначала Кириши, потом Сланцы), где нам уже не надо было ездить на машинах каждый день, а можно было просто ходить по городу. Эти летние практики оплачивались уже как часть учебного процесса Высшей школы экономики – они проходили как курсы по выбору, записанные в учебном плане, и как курсы повышения квалификации студентов и преподавателей. И условия жизни у нас были замечательные.

- Какие задачи в первую очередь решает экспедиция? Как в ней соотносятся исследовательские и образовательные цели? Какую роль экспедиции должны играть в образовательном процессе в целом?

- В нашем случае преобладают образовательные цели и задачи. Если бы научные цели стояли выше в системе приоритетов, то экспедиции были бы организованы иначе, темы были бы более фокусированными, а участники – более квалифицированными. Сейчас же наша полевая практика ориентирована на младшие курсы – это для них настоящее введение в социологию. На практику выезжают и опытные ребята, которые работают в лаборатории, однако главная задача - рекрутировать совсем «зеленых» первокурсников, которые получают возможность вживе посмотреть, что такое социология. На практике проходят семинары с чтением релевантной научной литературы, совместные рабочие совещания, создаются команды из людей, у которых есть опыт полевой работы, и из новичков, у которых нет опыта полевой работы. Мне это кажется необычайно важным. Во-первых, в таком тесном общении осуществляется связь поколений: я участвую в семинарах и почти ежедневных рассказах о прошедшей полевой работе, студенты участвуют в посиделках друг с другом, всегда приезжают какие-то гости – социологи и политологи, молодые ученые и профессора или просто замечательно интересные знакомые. Благодаря тесному общению навыки и знания передаются более естественным путем – не искусственно-аудиторным образом, а из рук в руки. Наука – это вообще практическое дело с огромной долей неявного знания (tacit knowledge), и если в физике и химии это знание передается в лаборатории, то в социологии нужны совместные экспедиции и полевые практики.

Во-вторых, поскольку в наших экспедициях, они же – летняя практика, все время идет теоретическое обсуждение, люди учатся тому, что социология – наука аналитическая, наука с теоретическими моделями. В поле мы ищем ответы на вопросы, которые сформулированы на теоретическом языке. И студенты учатся мыслить теоретико-эмпирически, то есть учатся сопрягать теоретические схемы и эмпирику, получаемую в полевых наблюдениях. Это тоже навык, хотя и когнитивный, но совершенно практический, подобный координации рук и ног при вождении автомобиля, и если его не тренировать долго и упорно, то он и не возникнет.

Молодому социологу может казаться, что он занят наукой, а на самом деле просто совершает какие-то беспорядочные интеллектуальные движения с понятиями и данными. В России это часто сходит за занятие наукой, так как почти нет никакой серьезной научной жизни. Образно говоря, сидящий за рулем автомобиля с удовольствием крутит руль, нажимает невпопад на педали и не к месту переключает скорости, но без последствий, так как автомобиль на самом деле никуда не едет и ни с кем не столкнется. Совместная деятельность в экспедиции, как и любом исследовательском проекте, если это научная работа, должна быть связана с непрерывной координацией теории и эмпирики. Совместная работа и обучение в химической лаборатории при изучении качественного и количественного анализа – это практическое освоение того, как капли жидкостей и изменения цвета раствора связаны со структурой молекул. Если феноменологически описывать капли или рефлексивно описывать свой опыт капания при титровании, то химии никакой в этом нет. Если не научить социологов видеть теоретические конструкты в хаосе собранных данных, то нет и никакой социологии. Поэтому мы в поле обязательно читаем статьи на английском и проводим по ним семинары хотя бы пару раз за практику. Мы этим помещаем все компоненты науки в один мир повседневной активности на практике – прочитал статью, вышел в тот же день на описание поселка и увидел что-то новыми глазами.

Если же теория в одном символическом универсуме, а полевой дневник – в другом, то какая уж тут наука. В современном массовом образовании нарастает разрыв между аудиторным освоением теории и практикой сбора данных одиноким студентом для своей курсовой или выпускной работы. В этих условиях никакого правильного навыка занятий наукой не вырабатывается, а только образуется в голове хаос каких-то теорий, никак не связанных с описанием данных. При этом студенты легко усваивают спасительные формулы и уверенно называют размышления над интервью «облегченной процедурой grounded theory», а пересказ наблюдений – «феноменологическим описанием».

Помимо тренировки научного ума есть еще и обретение социального опыта общей научной жизни в экспедиции. Немаловажно то, что экспедиции – дело коллективное, а в нашем случае еще и волонтерское, и веселое. К нам в лабораторию на первом курсе попадают все желающие. И в экспедиции тоже едут практически все желающие. Совсем не все из них потом останутся и будут заниматься наукой – попробовали, не понравилось, и хорошо, что сразу поняли, что и как. Кто-то из студентов настроен просто хорошо учиться, получить диплом и пойти работать, а жизнь в науке требует бо́льшего. Соответственно в экспедиции (она же – полевая практика) все держится на энтузиазме – работа не оплачивается, все получают только суточные, которые идут «в общий котел». И мои коллеги, которые к нам приезжают, удивляются и спрашивают: «Как у вас все так успешно здесь происходит, вы им что-нибудь платите?». Нет, не платим. «Они что, у вас по двенадцать часов в сутки работают бесплатно?». Да, говорю, в этом и состоит вся идея экспедиции. Если им интересно, то из них получатся ученые. Научный энтузиазм, желание много работать, все время думать над материалом – без этого невозможна наука. И все это должно прийти очень рано, вместе с ощущением, что ты можешь успешно этим заниматься, а значит готов к академической карьере.

В России юноши часто идут в аспирантуру, чтобы избежать армии. С одной стороны, наука им не интересна, работать им не хочется, с другой стороны, не защитить диссертацию вроде бы нельзя, и они пишут какие-то бездарные тексты. Так вот и складывается унылая российская наука, делаемая спустя рукава. А заниматься наукой надо весело. И коллективные полевые работы во всех науках – от геологии до археологии – это веселое дело, организованное вокруг науки. Если не будет веселья и «тусовки», то и науки не будет никакой. Если «тусовка» перестает быть организована вокруг важной и трудной науки, то она, оставшись сама по себе, быстро теряет в привлекательности и веселье.

Laboratorium: Журнал Социальных Исследований – рецензируемый журнал свободного доступа, издаваемый международной группой исследователей. Журнал, выходящий три раза в год, публикует результаты эмпирических социальных исследований на русском и английском языках. Журнал издается при финансовом содействии Центра независимых социологических исследований (ЦНСИ).

Полный текст статьи: http://www.soclabo.org/index.php/laboratorium/article/view/536/1425